В те первые годы секретные инструкции порой передавались от руководителей к иммиграционным агентам по израильскому радио в виде песен по просьбе радиослушателей. Израильтяне часто платили за евреев валютой: болгары брали за душу пятьдесят долларов, венгры – триста. «Мы открыли в Швейцарии банковские счета для марокканских министров. Йеменские султаны предпочитали доллары наличными. Румыны, те тоже больше любили наличку», – вспоминал о тех годах Шломо-Залман Шрагай, бывший главой Отдела Алии. «Это были безумные действия в безумное время», – слова другого агента. В 1957 году, когда Фахам с семьей остановился перед лавкой Сило, этим крошечным элементом системы, управляемой Отделом Алии, поток приезжающих евреев уже пошел на убыль, если сравнивать с первыми годами иммиграции, но не иссяк.
Исаак Сило был турецким подданным, евреем родом из Алеппо, торговцем, профессиональным резником и видным членом крошечной александреттской еврейской общины, состоявшей из нескольких десятков семей. Когда группы евреев, спасаясь от смерти в Европе и пробираясь в Палестину, оказывались в этом уголке Турции, он по собственной инициативе начал принимать первых беженцев. В 1950 году он уже получал распоряжения и деньги от израильских агентов в Стамбуле и его лавка была первым пунктом, где останавливались евреи, покидающие Сирию – те, что уезжали легально, с иностранными паспортами или законными разрешениями, полученными за взятку, и те, кто ехал нелегально, кого провозила через границу сеть работавших на Сило проводников. Из лавки Сило беженцев, как правило, переправляли в гостиницу, где они и дожидались, пока Сило не сумеет забронировать для них билет на «Мармару», судно, которое каждые несколько недель отправлялось в израильский порт Хайфу. Иногда он перевозил их на автобусе в Стамбул, где людей сажали на самолеты компании «Эль-Аль» и они летели до аэропорта в Лоде, что неподалеку от Тель-Авива.
Расходы Сило оплачивались правительством Израиля. Некоторым турецким соседям деятельность Сило явно мешала – в архиве Еврейского агентства сохранились два угрожающих письма в его адрес; но хотя формально действия Сило считались незаконными, турецкие власти, бывшие в добрых отношениях с Израилем, смотрели на это сквозь пальцы. Из Александретты Сило поддерживал контакты с Алеппо, снабжая своих израильских руководителей информацией об алеппских евреях. Согласно одному из отчетов, посланных им примерно в это время, из двух тысяч остававшихся в Алеппо евреев более 90 процентов желали уехать в Израиль. Израильтяне тоже хотели, чтобы это произошло как можно скорее. «Мы уверены, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы выполнить благое и неотложное дело – спасти наших братьев, томящихся в плену у Измаила», – писали два агента, курирующие вопросы иммиграции, обращаясь к Сило.
В посланиях, поручающих Сило вызволить евреев из Сирии, почти библейский стиль изложения сочетается с точностью указаний. В одном из писем израильтяне посылают ему список алеппских евреев, о которых нужна информация. В списке значится некий Абрахам Интаби семидесяти пяти лет, его шестидесятипятилетняя жена Мазаль и их дочь Бетти двадцати трех лет. Начальство также желало знать о Рахамиме Диши, его жене Хавиве и их детях Шауле, Исааке, Моше, Жаклин, Линде и Иветте. Израильтян подгоняли настойчивые просьбы тех евреев, которые уже сумели сбежать из Алеппо. «Алеппские евреи жестоко притесняются бессердечным врагом, – писал в Иерусалим один из раввинов Буэнос-Айреса, – и мы здесь ежедневно получаем письма с мольбой: “Помогите, помогите, пока не поздно!” Мы уверены, что вы быстро откликнетесь на наш призыв, – продолжает раввин, – и так же, как вы спасали другие общины по всему миру, вы не замедлите предпринять шаги по спасению и этих узников, и Господь вас благословит!»
В посланиях, которыми обменивались израильские агенты, звучало отчаяние. «Нет нужды убеждать самих себя, что проблема чрезвычайно остра и требует немедленных действий», – пишут из Турции в Иерусалим израильские эмиссары и просят увеличить финансирование. Они говорят о враждебном отношении сирийцев к евреям и о «диком подстрекательстве» со стороны сирийского правительства. «Мы не можем закрывать на это глаза, – читаем в этих письмах, – поскольку на карту поставлена жизнь наших братьев».
В этой ситуации осенью 1957 года Отдел Алии и его агенты обращают особое внимание на одного из иммигрантов, а именно на Мурада Фахама из Алеппо. Как ни странно, торговца сырами и его семью не поселили в гостинице, а приняли в доме у Сило. Об этом я узнал от близкого родственника Сило, когда встретился с ним в Соединенных Штатах. В то время он не понимал, чем вызвано такое отношение к Фахаму. О «Короне» он услышал много позже.
Израильским агентом, ответственным за работу Сило и ведающим иммиграционным каналом через Турцию (как, видимо, и рядом других разведывательных операций), был Ицхак Пессель, коренастый энергичный мужчина, которого отозвали из армии и с женой и детьми отправили в Стамбул. Когда приехал торговец сырами, Пессель сразу проинформировал об этом Иерусалим, причем послал сообщение не непосредственному начальству, а прямиком Шломо-Залману Шрагаю, главе Отдела Алии.
Шрагай, выходец из Польши, политик, в прошлом мэр Иерусалима, был типичным представителем израильской элиты – непреклонным и лишенным чувства юмора аскетом, то есть тем человеком, какого вы хотели бы видеть в своих рядах, если бы вопреки всем препятствиям пытались создать собственную страну. Он без устали строчил статьи в газеты и письма издателям и, что важно для этой истории, был ортодоксальным евреем, что большая редкость для лидеров Израиля. В его лице мы видим яркого представителя того израильского меньшинства, которое не пыталось заменить иудаизм сионизмом, а выступало за их сочетание. Почти забытый ныне, Шрагай был в свое время влиятельным политиком, направлявшим из своего кабинета в здании Еврейского агентства в Иерусалиме ход одного из величайших движений XX века. Этот человек принимал самое близкое участие в перекраивании еврейского мира. В то время одной из его забот были евреи индийского города Кочин, 350 представителей которых все еще оставались в Индии. Как он сообщил на встрече руководителей Еврейского агентства, отъезд в Израиль этих людей был осложнен трудностями продажи их синагоги. Осенью 1957 года, несмотря на свою великую занятость, глава Отдела Алии немедленно откликнулся на известие Ицхака Песселя о прибытии «Кодекса». Хотя обычно контакты с беженцами лежали на Сило, на сей раз Пессель лично встретил торговца сырами в Стамбуле. И эта встреча, видимо, оказалась решающей в борьбе за овладение манускриптом. По показаниям, которые дал в суде Фахам в следующем году, он провел с Песселем два или три часа. И темой их беседы была «Корона».
Через несколько недель после того, как Фахам приехал в Александретту, Пессель послал начальству отпечатанный список пассажиров, предположительно отплывающих в Израиль на «Мармаре», и среди них был Фахам с женой Сариной и четырьмя детьми.
Одиннадцатого декабря 1957 года Пессель посылает в Иерусалим телеграмму: «30 ISH MAFLIGIM HAYOM BEMARMARA NEKUDA BEYN HANOSIM MAR FACHAM». Написанные латиницей ивритские слова означали: «Тридцать человек отплывают сегодня на Мармаре. Среди пассажиров господин Фахам».
9. Коричневый чемодан
Три недели спустя в подъезд многоквартирного дома номер восемь по улице Еврейского национального фонда, прямо напротив Еврейского агентства, вошли два курьера. Один из них нес в руках коричневый чемодан.
Курьеры постучались в дверь и были приглашены в забитую книгами квартиру. Проживал в этой квартире Шломо-Залман Шрагай, глава Отдела Алии. В ту ночь, 6 января 1958 года, сын Шрагая Элиягу был дома, и, когда много лет спустя я с ним встретился, он рассказал, что все хорошо помнит. Ему и раньше приходилось видеть странных визитеров в неурочные часы: членов кнессета, руководителя Моссада, каких-то незнакомцев, которые вдруг возникали, что-то шептали отцу и быстро исчезали. Родители приучили его не задавать вопросов. Элиягу услышал стук в дверь и, открыв ее, увидел двоих мужчин, запомнившихся лишь тем, что у них был коричневый чемодан. Отец вроде бы их ожидал. Они прошли через гостиную в кабинет, и дверь за ними закрылась. Через пару минут посетители вышли и исчезли, уже без чемодана. Но необычным было не это, а то, что случилось дальше.