3. До последней капли крови

С появлением Шрагая, главы Отдела Алии, атмосфера в суде полностью изменилась. Ответчиком был уже не какой-то там Фахам, а важное официальное лицо, опытный полемист, прекрасно владеющий ивритом. Они с Фахамом были союзниками, но через несколько минут после того, как Шрагай начал давать показания и предъявил судьям два листка бумаги, все присутствующие поняли, что его версия этой истории значительно отличается от изложенной предыдущим ответчиком.

Впервые Шрагай узнал о том, что «Корона» вывезена из Сирии, из письма агента Песселя, работающего в Турции. Шрагай предъявил копию этого письма, датированного седьмым октября 1957 года, что примерно соответствовало еврейскому Новому году.

После этого Шрагай вынул копию своего ответа, датированного тринадцатым октября.

Судя по этим любопытным письмам, еще за два с лишним месяца до того, как Фахам отправился в Израиль, судьбой «Короны» распоряжались израильтяне. «Как проинструктировать курьера, кому он должен передать “Корону”?» – спрашивает агент из Турции. «Отделу Алии», – отвечает ему глава Отдела Алии. Возможно, Шрагай посчитал бестактностью написать то, что он имел в виду: «Мне». В отличие от версии Фахама об указаниях алеппских раввинов, в приведенных письмах нет ни малейших упоминаний какого-то «религиозного человека». Никакого намека на желания Фахама или раввинов.

Когда Фахам высадился в Хайфе, сказал глава Отдела Алии, ему позвонил портовый чиновник и доложил, что сириец с книгами прибыл.

– Я велел им забрать книги из таможни и переслать нам, – сказал он судьям. В ответ на вопрос адвоката алеппских евреев Шрагай сообщил, что конечно же никогда не думал, что «Корона» предназначалась ему лично.

– Ясно, – говорил Шрагай, – что книга была передана мне не для того, чтобы я с ней делал все, что мне заблагорассудится. «Корону» следовало поместить в Государственный архив, ибо это не частная собственность.

Алеппский адвокат все еще намекал, хотя и не утверждал напрямик, что действия Фахама связаны с аннулированием счета из таможни после вмешательства главы Отдела Алии. Возможно, адвокат еще не понял до конца значения писем, указывающих на то, что вопрос о судьбе «Короны» был решен еще до ее ввоза в Израиль. В любом случае Шрагай его доводы отмел.

– Существуют особые права для тех, кто за границей пострадал за сионизм и за алию, определены и права для тех, кто привез с собой деньги, и в значительном числе случаев мы просим правительство снизить для таких людей таможенный налог и тому подобное, это известно всем, – сказал он в суде.

Но алеппский адвокат не сдавался.

– В свете показаний господина Шрагая я хочу задать несколько вопросов господину Фахаму, – сказал он.

Адвокат подготовил заключительный выпад против торговца. На сей раз речь пошла о письме, которое Фахам послал главе Отдела Алии вскоре после приезда в Израиль. Оно начиналось словами: «Я иммигрант Мордехай, сын Эзры Фахама… [20] » В этом письме он описывает историю «Короны» и впервые утверждает, что получил указание передать ее религиозному человеку, которого он сам выберет. Это письмо, как заметил адвокат, похоже на труд по истории этой книги, со всеми необходимыми ссылками; но Фахам не произвел на него впечатления автора подобного письма.

– Вы уверены, что сами его написали? – спросил адвокат у Фахама.

Фахам был уверен.

– Вы уверены, что письмо не было вам продиктовано… ну, скажем, главой Отдела Алии? – Адвокат намекал на то, что история с «религиозным человеком» исходит именно от Шрагая, который сам и был этим «религиозным человеком».

– Я написал это письмо сам, а не под диктовку господина Шрагая, – настаивал Фахам, и тут адвокат вдруг поменял тему.

– Знаете ли вы, какая существует связь между «Короной» и Маймонидом? – Зрители в суде, вероятно, не поняли, к чему клонит адвокат.

– Нет, – признался Фахам, – не знаю.

Насколько было известно адвокату, в письме говорилось о том, что Маймонид пользовался «Короной», когда готовил законы, по которым следовало писать свитки Торы.

– А знаете ли вы что-либо о правилах, согласно которым переписчик должен оставлять в свитке Торы пустые строки?

– Нет, этого я не знаю, – сказал Фахам. Между тем в своем письме он писал, что Маймонид использовал «Корону» для создания этих правил.

– Знаете ли вы, что говорит традиция: появилась эта книга во времена Первого Храма или Второго?

– Нет, – отвечал Фахам, – не знаю.

В то же время в письме говорилось, что, согласно алеппской традиции, «Корона» появилась во времена Второго Храма. Адвокат попал в точку: Фахам не писал этого письма, он лишь поставил под ним свою подпись.

На заседании 4 мая адвокат спросил об этом же письме Шрагая.

– Я не составлял для него письма, – ответил Шрагай. – Спросите его самого, кто это письмо за него написал.

Адвокат перешел к другим темам, но затем снова вернулся к письму.

– Письмо, – сказал Шрагай на этот раз, – написано по моему совету. Однако неверно, что большая часть его содержимого продиктована мною. Я попросил его написать про «короны» и про то, как они попали сюда.

Позже адвокат вернулся к этому письму еще раз. Он отметил, что в нем нигде не говорится о необходимости посоветоваться с рабби Даяном – что вроде бы входило в полученные Фахамом инструкции. Заметил ли это глава Отдела Алии?

– Я не просил Фахама не упоминать в письме Даяна, – сказал Шрагай.

По ходу судебного процесса гнев алеппской общины нарастал. Частично это было вызвано ощущением, что европейская элита видит в них людей второго сорта. Во время процесса один из лидеров общины, адвокат Меир Ланиадо написал секретарю президента гневное письмо, обвиняющее Бен-Цви в попытке заключить сделку касательно «Короны» с одним из алеппских магнатов, проживающих в Нью-Йорке, а именно с Исааком Шаломом, владельцем компании, производящей холодильники, чтобы таким путем обойти упрямую общину в Израиле. «Меня поразил тот факт, что вы обратились к Исааку Шалому – подобные хитроумные приемы были приняты в восточных общинах пятьдесят лет назад, когда некоторые люди старались заручиться содействием человека богатого или чем-то известного, а остальным членам общины приходилось молчать», – писал Ланиадо.