Отец поманил Элиягу в кабинет, и, войдя, тот увидел раскрытый чемодан. Внутри лежал пакет, завернутый в грубую ткань – в какую, как ему помнится, заворачивают сыры. Отец развернул эту тряпицу, открыв пачку пожелтевших листков пергамента.
– Смотри, – взволнованно сказал сыну Шрагай, – это «Корона Алеппо». – Он быстро вернул тряпицу на место и закрыл чемодан.
Когда Фахам со своим сокровищем прибыл в Хайфу, Шрагая немедленно об этом уведомили. Как только багаж Фахама прошел таможню – процедура, занявшая несколько недель, – глава Отдела Алии приказал своим подчиненным из Еврейского агентства, занимавшимся вновь прибывшими в порту, приехать в Иерусалим и доставить «Корону» прямо ему. Восьмого января, получив книгу, он послал короткую записку Фахаму, который остановился у одного из сыновей в Кфар-Сабе, городе, стоящем на приморской равнине среди цитрусовых рощ. «Два дня назад господин Цви Гросбах передал мне чемодан с “Короной Торы”», – написал он. Шрагай попросил Фахама приехать к нему и рассказать о «Короне» поподробнее.
Фахам ответил ему через несколько дней письмом, которое вскоре будет использовано как свидетельство против него в суде.
«Я иммигрант Мордехай, сын Эзры Фахама Ха-Коэна, – писал торговец сырами, представляясь своим ивритским именем, – был изгнан из сирийского города Алеппо и 16 декабря 1957 года приехал с семьей в Израиль. Мы привезли с собой Библию Бен-Ашера, что жил в Тверии в начале X века, был одним из последних мастеров Масоры и явил собой начало эпохи грамматиков.
Эта Библия – руководство для писцов и копиистов, и именно на нее Маймонид опирался, когда писал свою книгу; он использовал ее, чтобы выяснить, заполнять ли строки или оставлять их пустыми, как это описано в Законах о написании свитков Торы, часть восьмая, глава четвертая.
Согласно преданию, которому верили жители Арам-Цовы (Алеппо), эта Библия, называемая «Короной Торы», создана еще во времена Второго Храма, грабители увезли ее из Иерусалима, а Бен-Ашер всего лишь отредактировал ее, благодаря чему она названа его именем – Короной Бен-Ашера.
В те дни, когда я уехал из Сирии, раввины и главы раввинского суда в нашем городе, рабби Моше Тавил, потомок пророка Илии, да пошлет ему Господь долгую и счастливую жизнь, и рабби Шломо Заафрани, да защитит его Господь, вручили мне эту Библию, чтобы я отвез ее в Землю Израиля и отдал человеку, который покажется мне честным в своем служении Богу и в своем страхе перед грехом. Вот почему я решил отдать ее Вам, Ваша честь, господин Шрагай, да защитит Вас Господь.
Общеизвестный рассказ про «Корону», на который я опирался в своей первой статье о манускрипте, говорит о том, что эту книгу привез в Израиль курьер из Алеппо и он же передал ее президенту страны. И тут я увидел первое расхождение с официальной версией. При всей кажущейся незначительности оно меня насторожило – что-то в этой истории было не так. Вручение столь ценной книги главе государства – это логично; а вот в передаче «Короны» чиновнику более низкого ранга была какая-то странность, как и в том, что глава Отдела Алии не упоминался ни в одном из знакомых мне источников. Кроме того, судя по письму Фахама, в инструкциях, полученных им от двух раввинов, президент не упоминается вообще: Фахаму лишь поручалось тайно вывезти книгу в Израиль и доверить человеку, которого он выберет сам, с тем лишь условием, что это человек религиозный. Он выбрал Шрагая, редкого представителя ортодоксального еврейства во власти, и на этом завершил свою миссию.
Как вспоминает Элиягу Шрагай, его отец, испытывающий благоговение перед древностью «Короны» и ее уникальностью, сказал ему, что книга эта – святыня, ей не должно оставаться в его руках и ее следует немедленно передать президенту Бен-Цви. На следующее же утро отец отправился в резиденцию президента, что в пяти минутах ходьбы от их дома, и передал ему «Корону». Когда манускрипт оказался на столе президента, вспоминает директор его канцелярии Давид Бартов, «он выглядел таким счастливым, каким я его в жизни не видывал».
Тем временем мелкие, но любопытные расхождения между официальной версией и результатами моих собственных расследований, а также отмалчивания, на которые я натыкался при расспросах, убедили меня в том, что есть в этой истории много такого, чего на первый взгляд и не уловишь. Я удвоил усилия проникнуть в тайны «Кодекса Алеппо», настойчивее названивал ученым, некоторые из которых стали моими союзниками, и старательно расширял круг своих контактов в замкнутой общине алеппских евреев – задача, почти невыполнимая для человека со стороны, которая поддалась решению лишь тогда, когда Эзра Кассин, детектив-любитель, занимающийся разгадкой тайны «Короны», вызвался ввести меня в этот круг и стать моим проводником. Копаясь в Государственном архиве Израиля в Иерусалиме, я отыскал старую, распухшую от бумаг папку, снабженную наклейкой «Корона Алеппо», и просмотрел все материалы в Институте Бен-Цви, где после долгих отговорок и отсрочек нынешние директор и ученый секретарь (при поступлении «Короны» ни одного из них там не было) наконец решились допустить меня до архивных материалов.
Копнув поглубже, я нашел загадочные ссылки на некий судебный процесс, который состоялся в Израиле после прибытия манускрипта. В официальном отчете о «Короне», опубликованном Институтом Бен-Цви в 1987 году, этот судебный процесс упоминается лишь вскользь, создается ощущение, что это лишь внутренняя размолвка, не имеющая важных последствий. Когда я встретил автора этого отчета, он сказал мне, что «судебные дрязги по поводу права владения» его не интересовали и он не вникал в существо вопроса. Но чем больше я вглядывался в историю «Короны», тем менее прозрачной она становилась, и я уцепился за этот судебный процесс как за возможный ключ к пониманию недомолвок и противоречий в существующей интерпретации. Я не встретил никого, кто видел протоколы этого судебного процесса, но мне неоднократно говорили, что такие протоколы существуют, однако они засекречены и недоступны для ознакомления. Это делало их еще более заманчивыми. Я потратил месяцы на попытки их разыскать.
Судебный процесс, как я выяснил, проходил не в светском суде, а в раввинском, который является частью параллельной религиозной юридической системы, учрежденной правительством Израиля после создания государства. Раввинские суды занимаются в основном такими делами, как брак и развод, однако спорящие стороны могут выбрать такой суд и для того, чтобы их дело рассматривали не судьи, а раввины. Когда я обратился в раввинский суд Иерусалима, который разместился в суматошном, кипящем лихорадочной деятельностью здании, где главной особенностью интерьера были штабеля пожелтевших папок и снующие взад-вперед служащие в черных ермолках, мне сказали, что дело это очень старое и папку уже не разыскать. Бесконечные электронные послания пресс-секретарю суда ничего не дали. «Древнее дело, никто здесь его уже и не помнит», – написала она.
Примерно тогда я и отправился к Эзре Кассину в его дом, расположенный в рабочем предместье Тель-Авива. К этому времени мы уже не раз с ним встречались. Некоторые из самых познавательных для меня бесед происходили прямо на его мотороллере, пока он лавировал по забитым машинами улицам Тель-Авива. И каждый раз я чувствовал, что он меня испытывает. Он как бы подбрасывал мне крохи информации, намекая на то, что там, откуда она поступила, есть еще много всякого, а потом ухмылялся и предлагал мне еще немного подождать или доискиваться самому. Материал о «Короне» он накапливал годами и не собирался так вот запросто его выложить только потому, что какому-то писаке вдруг это понадобилось.
Как-то раз мы пошли перекусить в фалафельную возле дома Эзры, прихватив с собой его двухлетнего малыша. Прежде я не раз спрашивал Эзру про тот судебный процесс и всегда получал одни и те же туманные ответы. Но на этот раз, пока мы ели, он сказал: «Я тебе покажу кое-что из того, о чем ты раньше спрашивал».