На второй расписке, столь же высокопарной по стилю и датированной тем же днем, стоят подписи Давида Сильверы и Меира Бенайау.

Я взял обе эти расписки в Иерусалим и позвонил опытному эксперту по рукописям, уже несколько десятилетий работающему над грандиозным проектом создания фонда микрофильмов для Национальной библиотеки, который должен охватить все существующие на земле еврейские манускрипты. Участники этого проекта пересняли на микрофильмы все материалы, поступавшие в Институт Бен-Цви с конца 1970-х, и это был самый быстрый путь найти материалы Сильверы. Но когда этот эксперт, Беньямин Райхлер, провел поиск по базе данных, там не нашлось ничего. Он писал имя писца Ицхака Цахалона и так и эдак, но с нулевым результатом. Тогда я поехал через весь город в Институт Бен-Цви, где к этому времени стал привычным посетителем, и показал эти расписки одному из ответственных лиц. Он подтвердил то, что я и подозревал: рукопись, которую Бен-Цви пообещал «бережно хранить», исчезла бесследно.

Пропажа рукописи Сильверы из Института Бен-Цви произошла вроде бы не вчера; если бы она стала частью коллекции в конце 70-х, сотрудники Национальной библиотеки пересняли бы ее на микрофильм. Значит, она пропала раньше. В то же время я нашел в архиве института документ, из которого косвенно следует, что в октябре 1970 года Бенайау перестал там работать. Вещь неожиданная, так как ученых его уровня редко снимали с должности, тем более крайне необычно для института увольнять директора, возглавлявшего его с самого основания.

Беседуя с Давидом Бартовом, прежним начальником канцелярии Бен-Цви, я спросил его, почему Бенайау ушел из института.

Он помолчал.

– Может, поставим на этом точку? – сказал он.

Присутствующий на этой встрече детектив-любитель Эзра Кассин возразил:

– А может, не стоит ставить точку? Мы хотим узнать правду.

– Пусть он покоится с миром, – ответил Бартов. – А мы скажем аминь.

После этого я договорился о встрече с профессором Йом-Тов Ассисом, главой Института Бен-Цви.

Профессор заколебался, когда я спросил его о причинах увольнения Бенайау. У института собралось «толстое досье» по этому поводу, признался он и добавил, что сам никогда в него не заглядывал. Пообещав туда заглянуть, Йом-Тов Ассис прекратил всякое со мной общение. Я не получил от него ни письма, ни звонка, хотя в течение нескольких месяцев просил о встрече.

Тем временем, пересматривая сотни материалов, собранных Эзрой Кассином, я обнаружил еще одну пропавшую рукопись. Записка из Института Бен-Цви, без подписи, но, судя по всему, написанная собственноручно самим Бен-Цви, подтверждала получение попорченного экземпляра Книги Эсфири, спасенного от пожара в алеппской синагоге семьей Лернер, члены которой принесли ее президенту 15 февраля 1955 года. Я стал искать ее в электронной базе данных Национальной библиотеки, искал и в каталоге Института Бен-Цви. Но безрезультатно. Я послал по электронной почте запрос профессору Ассису, но ответа не последовало.

Наконец я подал официальный запрос с требованием уведомить меня о причинах увольнения Бенайау; я сослался на израильский закон о свободе информации, который касался и Института Бен-Цви, так как этот исследовательский институт создан на средства налогоплательщиков. К этому времени с момента моей встречи с профессором прошли три месяца, и вот институт послал мне короткое уведомление, судя по всему, составленное адвокатом. Ученые института отклоняют мое требование, говорилось в этом уведомлении, поскольку подобная информация нарушает неприкосновенность частной жизни Меира Бенайау и его семьи. Маленькая лазейка в законе позволила им эти данные скрыть.

Но к этому времени я нужную мне информацию получил из другого источника.

Вооружившись полученными у Сильверы расписками, я отправился в Министерство просвещения к Цви Цамерету, который в течение двадцати шести лет, до 2009 года, занимал пост административного директора Института Бен-Цви.

– Где эта книга? – спросил я.

Цамерет прочел расписки, и лицо его помрачнело. Потом он сказал:

– Можно я объясню вам кое-что самым доступным образом?

– Пожалуйста, – ответил я, и в жестких выражениях он сообщил мне, что Бенайау оказался ответственным за исчезновение десятков рукописей из Института Бен-Цви.

Директора института, сказал мне Цамерет, уличили в том, что он переправляет манускрипты из институтской коллекции в свою собственную. Когда это неприятное грязное дело раскрылось, Залман Шазар, бывший в то время президентом страны, не позволил ему дойти до судебного разбирательства. Отец Бенайау был в то время одним из главных раввинов страны, и суд мог обернуться большим скандалом в масштабе государства. О пропаже книг стало известно из-за борьбы между учеными за влияние в Институте Бен-Цви; в результате Бенайау уволился. Книги возвращены не были, и их пропажа огласки не получила.

Несколькими годами позже на должность заместителя директора института, который все еще пребывал в состоянии брожения, был приглашен молодой ученый по имени Йосеф Хэкер. Хэкеру, сегодня почетному профессору еврейской истории в Еврейском университете, было поручено восстановить в институте порядок, и он получил доступ ко всей документации. Когда я с ним связался, Хэкер согласился встретиться и разрешил записать нашу беседу на диктофон. Он согласился с выводами Цамерета. По его словам, он видел и по сей день помнит список редких книг, взятых прежним директором; знает, что были и другие. «Я об этом доложил кому следует, – сказал он, – но ничего не было сделано. Такое впечатление, что все стороны хотели с этим покончить и всё замести под ковер».

Когда я показал расписки Сильверы одному старому чиновнику, все еще работающему в Институте Бен-Цви, он сказал то же самое. Не могу утверждать, что я досконально расследовал произошедшее в Институте Бен-Цви, но, выслушав все эти заявления, невозможно не прийти к выводу, что в то время люди, хорошо знакомые с внутренними порядками института, весьма опасались за сохранность его книг.

Бенайау продолжил свою карьеру в другом научном учреждении, а именно в Тель-Авивском университете. В 2004 году он был удостоин одной из самых престижных академических премий страны, и, когда спустя пять лет умер, некролог в газете «Хаарец» сообщил, что он сочетал в себе традиционную еврейскую ученость с эрудицией современного исследователя.

Бенайау был человеком, ответственным за сохранность «Короны Алеппо» с момента ее поступления в институт в 1958 году и до своего ухода через двадцать лет.

Нетрудно понять, почему Институт Бен-Цви отчаянно старался не поднимать шума и почему он делает это и сегодня. Это могло бы навлечь на него бурю, ибо подняло бы вопрос о таинственном исчезновении значительной части его коллекции. Институтский архив, как мы видели, не содержит сведений о том, сколько листов было в «Короне», когда она поступила.

Когда я послал список своих вопросов Моше Ниссиму, брату Бенайау, бывшему члену правительства и известному тель-авивскому адвокату, я ожидал, что получу грозную юридически грамотную отповедь, а то и вовсе ничего. Однако я получил гневное письмо на пяти страницах в защиту Бенайау. Все обвинения в адрес его брата были «низким поклепом» и «подлым наветом», как писал Ниссим. «Мне трудно понять, как вы сами не сознаете этого и как можете меня об этом спрашивать», – возмущался Моше.